Пациент №666

  В те времена я была молодым специалистом, который недавно устроился работать в поликлинику. Им как раз завезли новое оборудование и нужен был сотрудник. Мне даже дали малюсенький-прималюсенький кабинетик. В самой жопе мира самом конце коридора. Мест для ожидания вызова в тесном и тёмном коридорчике совсем не было. Выцыганив у соседей железный белый стульчик,  я его расположила около двери. Мест для ожидания сделалось больше – одно.
И пошла работа. Так как свободных ставок у райздрава не было,  да и площадь моего кабинетика была просто смешной (каждый второй пациент восклицал при входе: ой, как тут  тесно и темно!), то медсестра мне не полагалась совсем. Всякая бумажно-отчётная работа, составление графика приёма, ведЕние журналов и вЕдение спиртами  и прочей дезинфекцией ложилась на мои плечи. Кроме всего прочего в промежутках следовало принимать народ и писать экспертные заключения. Всё было просто прекрасно!   Клиницисты тихонько привыкали к моим каракулям, начальство не теребило, пациенты были вобщем-то дрессированные и мы были друг другом, по большей части, довольны.
  Среди полного благополучия, естественно, меня решили не оставлять. Докупили датчик (тот самый, маки, ректо-вагинальный – твой любимый, повергающий людей в шок и ужас) и объявили мне торжественно: будешь принимать онкогинекологию. Ещё на полставки. Охренительные бабки, между нами девочками.
Но выпендриваться недавно работающему сотруднику не пристало. График пришлось уплотнить и немножко ускориться. Иначе вторая смена наступала бы мне на пятки. Теперь, выпустив одного пациента из кабинета, я видела, что мой стульчик почти всегда занят следующим, а сзади шурша бахилами, топчется следующий за следующим. У нас же народ вовремя приходить априори не желает:  надо обязательно на час раньше – вдруг проскочит? Или на крайняк опоздать… Хотя в талончике чётко написано во сколько. Ну да ладно. Если я поставлю ещё один стульчик, к кабинету будет не пройти, так что граждане страждущие, се-ля-ви…
  В тот день я как обычно, ничего не подозревая, притащилась на работу, надела халат васильково-синего цвета.  Не белый, чтоб у моих подопечных не приключился синдром «белого халата». Но когда они узревали ректо-вагинальный датчик, у них приключался синдром синего халата и они всё равно выдавали тахикардию. Да и фиг с ней:  пульс  можно и в конце процедуры зафиксировать, когда уж полежав на бочку полчасика, пациент расслабляет все сфинктеры.
  Но вернёмся к тому дню. Работаю я себе спокойно. У меня – первая часть марлезонского балета – онкогинекология. Занятие рутинное, но весьма неприятное для пациенток (хотя, кому как – некоторые делали мне комплименты на предмет безболезненности моих манипуляций). Тут вихрем влетает ко мне гонец из Пензы секретарь главного врача и сообщает, что СРОЧНО, кровь из носу, надо посмотреть терминального ракового пациента без очереди. Ну, говно-вопрос, говорю, ведите!  На бегу мне сообщают, что его надо посмотреть буквально с ног до головы на предмет метастазов и протча. Кхм… Это конечно можно, ток чтоб посмотреть здорового человека с ног до головы, мне как минимум надо часа два с половиной… А у меня ж поток. «Побледнел Иван Трофимыч и пиздец почуял жопой» (с). Привели. Время даром не теряя начинаю работать. А там реально пиздец. Таких запущенных рачков я за всю свою жизнь видела всего несколько штук. И это работая в онкологии. Короче, возни с ним – вагон и малая тележка.       
  Высунув башку в коридор, обнаруживаю, что заветный стульчик то пуст! Кто-то, хвала ямайским богам, не пришёл! Уф! Какое счастье! Продолжаю с терминальным. Выкрутив себе все мозги, пишу заключение. И рекомендацию онкологам: хуле на УЗИ прислали, в след. раз идите нахуй на томографию прямиком.  Записываю его в журнал. Замечаю, что его номер по журналу 665. Думаю, ну если б предыдущий не продинамил – этот был бы у меня под номером чёрта – самый раз.  Выпускаю с миром страдальца, который вопреки диагнозу очень у меня на кушетке пригрелся, разомлел, и весело поболтал за жисть под  мои сосредоточенные «угу…» и «да что вы говорите, не может быыыыть». И замечаю стульчик. Вернее картину: на стульчике маленький старикашечка с трясущейся пергаментной головёнкой и изжелта-чёрными бусинками-глазепами ругается на чём свет стоит с тёткой стредних лет, которая чуть не плачет. А тут я, вся в белом синем, грозно смотрю и спрашиваю: В чём дело? Кто следующий? Конечно же, они оба следующие! Смотрю на часы. Ага! Я не сильно то и провозилась, стало быть, время точь-в-точь начала второй части марлезонского балета – сердец.
-У кого, говорю, Эхо на 12:00?
-У меня – говорит старикашечка. Тут вступает оркестр тётка:
-у меня вообще на 10:20!
Ага. Это она значит опоздавшая. На дедка страшно смотреть. У него не только голова трясётся от ощущения вселенской несправедливости, но и весь он на этом стульчике аж подпрыгивает. Вот, думаю, подстава!
Говорю тётке:
- сожалею, но вы опоздали на своё время. Вам придётся либо подождать минут 40, либо переписаться на другой день.
Взвинченная тётка, визжа что-то нечленораздельное, послала меня в жопу и испарилась.
-Проходите, - пожала я плечами в сторону деда.
Резво подпрыгнув со стульчика, деуська запорхнул в кабинет, параллельно сунув мне в руки свою карточку, анализы, направление и др. Записываю его паспортные данные в журнал. Под номер 666, но уже без суеверного трепета перед  этой цифрой.
Я было открыла рот, чтоб сказать ему как раздеться и лечь, но он уже всё сделал сам как надо. Чтож, хорошо. Значит не будет идиотских лирических отступлений типа:  ой, а руки куда, ой, а что там хлюпает, ой, а давление моё не подскажете? Смотрю в карточку: наблюдается с пороком сердца и ещё целым букетом старческих сердешных болячек. Ясненько. Кардиограммка хреновая. Хотя, инфаркта видимо не было. И то хлеб.
   Начинаю обычную волынку: на что жалуетесь, когда последний приступ был, какие таблетки лопаем и бла-бла-бла. И вместе с тем начинаю его смотреть. Старикан что-то там невпопад отвечает, я – фиксирую. Когда мои вопросы закончились, дед продолжал свой монолог, который я не слушала, ибо не интересно. У меня как раз измерения начались. Обычно на этом месте все дрессированные обычные пациенты затихают и сами прислушиваются. Но этот всё бубнил. Ну, думаю, когда допплер включу – стопудово заткнётся. Ан нет! Чтобы его было лучше слышно среди шума машины, он повысил голос. И тут я разобрала бубнёж: "все врачи сволочи и взяточники… они вместо того, чтоб лечить, ходят курить и пьют чай, а ещё все медсёстры проститутки..." и всякое такое в том же духе… Мало того, он видимо сам стал вникать в свои слова и сам себе поддакивать и отвечать. Кстати, всё больше и больше чему-то озлобляясь. Пф! Фига се кадр! Я ему осторожно так сообщаю:
- я, мил человек, вообще не курю, и из кабинета ни ногой – сам же видел. Чего бузим то?
Он развернулся полубоком, т.к. лежал ко мне спиной, злобно-презлобно на меня зыркнул, и выдал:
-а тебе (ТЕБЕ) вообще капли надо прописать! Чтоб знала, как старшим грубить!
-Ээээ... голубчик вы мой , а в каком же, простите, месте я вам нагрубила?
Он на минуту застопорился, но потом сказал, что он ждал у меня под дверью целый час, пока я его приму. И в это время я, сука блядская, явно ходила курить!
-Хм… А зачем вы ждали меня час, если у вас талончик на 12 и приняла я вас ровно в ваше время? Даже женщину расстроила. –начала немножко закипать я.
-Надо уважать старших! Я на твоём (ТВОЁМ!) холодном стуле весь зад отморозил, пока ждал!
-Но вы же видели, что перед вами был пациент и как только он вышел, вы зашли. Нет? Или мне его выгнать надо было по поводу Вашего явления? А?
Любимый приём стариков в таких случаях – уйти в несознанку и начать нечленораздельный злобный скулёж, чем он сразу и занялся. При этом начал дрожать и вертеться во все стороны, мешая мне проводить исследование. Мда… Бывает.
По окончании всего он встал, оделся, уселся возле моего стола и начал наблюдать за тем, как я пишу заключение. Не успела я заполнить и пары строк, как опять начал ругаться и переходить на визг. Теперь то ему вовсе не надо было смирно лежать, теперь он начал жестикулировать и чуть ли не задевать меня ручонками по лицу. Ой, ну как же он меня тогда достал! Нахмурив как можно сильнее свои соболиные брови над очками я ему говорю:
- выйдите из кабинета и убейте себя об стену  подождите заключение в коридоре! Вы мне мешаете. Показывая, что разговор окончен, я склонилась над листком. Дед остался на месте. Закрыл рот, но стал сопеть и вертеться на стуле. Я нарочито строчила свой опус и не смотрела на супостата. А он то времени даром не терял, оказывается!
  У меня на краю стола лежала изумительная пластиковая папка голубого цвета. Очень удобная. Это кто-то из предыдущих пациентов её забыл. Я и оставила на столе – если вернётся – пусть заберёт. Так вот, пишу я это, пишу и вижу, что папка эта тихооонько так и ненавязчиво ожила и мееедленно ползёт к самому краешку стола, где и сидит дедуська. Я не смотрю. Папка ползёт. Старичок презрительно от меня отвернувшись, перебирает свои документы и бумажки в парусиновой авоське у себя на коленях. Чудо-папка ооочень аккуратнеько так переваливается через край стола и моментально оседает в той самой авоське на коленях дедка. Как только вся эта сказочная феерия успешно закончилась, дед оживляется, начинает как оголтелый на меня орать, махать руками и топать ногами: что мол так долго? У него ж приём у кардиолога после меня и он опаздывает. Я как раз закончила. Шлёпнула свою печать. Молча отдаю лист в руки деду.
-Всего хорошего.
-Что с моим сердцем?!
-Доктор вам всё расскажет, я подробно всё написала в заключении. – вопреки обычаю, отшиваю его нах на растерзание к кардиологу.
Рассказав мне ещё раз, чтоб не забыла, о том, какой я хуёвый врач и бездарь, дед выхватил листок и поднёс к самым своим глазёнкам.
-Так, имя-отчество твоё я прочёл. Иду к главврачу тогда и напишу на тебя жалобу!
Опа-па… У нас этого не любят. Жалоба от пациента – повод  для клинического разбора. И почти всегда, не зависимо от того, правильный ты ему диагноз поставила или нет – получаешь пиздюлей. Жалоба – это очень серьёзная предъява, короче. Отож блин, старое гамно, подумала я. Я здесь ещё и года не отработала, а уже жалоба. Мда. Капец.
Дед тем временем очень быстро засеменил по коридору и скрылся за поворотом аккурат по направлению к приёмной главврача.
Сказать, что я жидко обосралась – ну это ничего не сказать. Хожу из угла в угол и резко думаю, что ж делать то? Медсестры – свидетельницы у меня нет. В соседнем кабинете тоже никого не было. Дед этот – тот ещё комедиант. Если начну что-то доказывать – вляпаюсь ещё больше, он то уж это устроит. Рапорт! Вот что мне надо! Нет, не рапорт – докладная! И если я его опережу, то мож всё и не так хреново получится.
Ха! Надеваю белый халат (лиса я или не лиса!?).  Несусь в припрыжку огородами в ту же злосчастную приёмную. Там уже, потирая ручонки сидит этот старый спиногрыз. Я отвернувшись спокойно прохожу мимо. И направляюсь к гонцу из Пензы секретарю. Хорошо поставленным на конференциях голосом докладываю:
-Из кабинета номер 65 пропала папка с чистыми пропечананными бланками. Последний пациент по фамилии Иванов А.И. 1936 года рождения, приметы следующие: (описываю деда). Срочно звоните в милицию! Это кража документов учреждения!!!
Секретарь, женщина опытная, с одного взгляда на меня, просёкшая фишку, давится от смеха за своим столом.
Через тонкую дверь приёмной мой "рапорт" ооочень хорошо было слышно. Ясен красен, что когда я вышла, дедка и след простыл. На кожаном кресле, где он сидел, весело голубела чужая папка…

P.S. За этой папкой так никто и не пришёл. И я отдала её в раковый реестр по соседству для их сортировочных нужд. А секретарь мне сказала:
- деточка, ну неужели ты думаешь, что мы его не знаем? Он не писал жалобы только на самого главврача, да и то не факт. Вот они все у меня в ящике стола и лежат, есть не просят"...

Отредактировано ЛисаАлиса (2011-11-20 01:52:52)